— Да что вы часом?! Что вы?! Добром ведь все, слышь-ка сами! Стоят наши!
— Д-да-а, — заикался Морок, — он-но то и е-есть…
Это были, конечно, нервы. Но, как ни странно, после этого отряд взбодрился. Стыд за бездействие допекал, и мысль о близком бое подействовала, как допинг. Олег, испытывавший те же чувства, что и остальные, понял, что окончательно проникся славянской идеей — проще говоря, спятил. Но сама мысль, что они, может быть, уже списанные и своими и чужими со всех счетов, вернутся в бой, действовала поразительно, убивая тоску и усталость. В бой! В бой, вот чего хотели все горцы.
В БОЙ!!!
… Мы хотим жить мирно.
Мы умеем жить мирно.
Мы любим жить мирно.
Мы никому не мешаем жить мирно.
Но если мешают нам — мы караем.
Мы не убиваем, мы караем.
И это наше великое право! Это право всех честных людей, защищающих свою землю от врага.
Мы караем, и тогда бесполезно просить о пощаде. И ты можешь кричать что ты сдаешься, что ты не виноват, что тебя заставили… Это не суд, и не будет ни адвокатов, ни оправдательного приговора, ни даже смягчающих обстоятельств. Люди выбирают сами. И отвечают за свой выбор. И защищают его, как защищаем его мы. Мы умеем не — только жить мирно, но и драться.
И мы тоже умрем, если не сможем защитить то, что ним дорого. Но лучше умереть, чем жить, потеряв свой мир, честь и достоинство. И все-таки — до нашей смерти! — мы закопаем в нашу землю незваных гостей.
На удобрения.
Мы не хотим воевать.
Мы очень не хотим воевать.
Но нам очень жаль тех, кто заставил нас все-таки начать это делать
А потом — потом мы построим город. Город с картины Одрина.
ИНТЕРЛЮДИЯ:
"МАСТЕРА". (Отрывок из поэмы.)
Вам травы не бить,
Не гулять по лугам…
Не быть,
не быть,
не быть городам!
Узорчатым башням
В тумане не плыть…
Ни солнцу,
ни пашням,
ни соснам —
— не быть!
Ни белым, ни синим — не быть,
не бывать!
И выйдет насильник — губить,
убивать!
И женщины будут в оврагах рожать…
И кони без всадников — мчаться и ржать…
Сквозь белый фундамент трава прорастет…
И мрак, словно мамонт, на землю сойдет!
Растерзанным бабам на площади выть…
Ни белым!
Ни синим!
Ни прочим —
не быть!
Ни в снах!
Ни воочию!
Нигде!
Ни-ког-да!…
…Врете…
Врете.
Врете, сволочи!
БУДУТ ГОРОДА!
* * *
В лесах с едой стало намного легче — тут можно было охотиться в привычной славянам обстановке на привычных животных, тут все еще полно показалось съедобных растений, было теплее и снег еще не ложился, хотя большинство деревьев оделись во все оттенки меди и золота. На коротком совете было решено уходить через Лесную долину к Дружинным Шлемам, где они когда-то уничтожили вражеский лагерь. А потом — на север, через Горы Потоков в Оленью долину, "потому как, — высказался Одрин, — там мы разом не были." Остальные сочли это вполне достаточной причиной, чтобы двигаться именно туда.
Лесная долина была тем же царством сожжённых весей и набитых вражескими войсками дорог, что и остальные к западу от нее. Война прокатилась тут, вытесняя горских партизан и лесовиков на восток.
На восьмой день после ухода от Тенистого чета вышла к Слезной Горе.
* * *
Йерикка вытер ствол пулемета и повел им вправо-влево. Олег расправил веточки, которыми замаскировал автомат.
— Хху-у… хху-у… хху-у… — прокричала над скалами полярная остроушка.
— Идут, — сообщил Морок.
Так, словно и без него было не понятно. Олег удобней положил снайперку.
Почти тут же в полуверсте, у начала тропы, появились четверо верховых хангаров. Они беспокойно завертелись на одном месте, держа винтовки прикладам в бедро.
— Дозор, — пояснил Морок.
— Что ты все объясняешь сегодня? — процедил Олег. — А то мы не видим…
Донесся звук трубы. Хангары отъехали ближе к скале, не переставая рассматривать тропу.
— Недоверчивые попались, — Йерикка не двигался. — Что если, засекли?
— Один лекции читает с комментариями, второй мнительностью заболел, — тихо заметил Олег.
Ожидал в ответ бурной реакции, но Йерикка поморщился:
— Может, и заболел… Мнительность — это болезнь похуже любой иной… О, поперли!
На тропинку начали выходить спешенные хангары в кожаных, а не металлических латах. Сначала — с дюжину, они шли по обочинам, зорко поглядывая в стороны и вперед. Потом появились десятка три — они шли колонной во главе с данваном-офицером. Дальше двигались лошади, на вьюченные каким-то тяжелым оружием. И в конце — еще два десятка хангаров.
— Удачей сели тут, — сообщил Морок, — с почином…
— Дам по шее, — реагировал Олег.
— Потом, — попросил Морок, — добро?
— Добро, — согласился Олег. — Если будем живы. Напомнишь?
— Как свет свят, — пообещал Морок, возя щекой по прикладу «архара».
Глаза его азартно сверкали. Олег спросил:
— Ты что, так ждешь этой драки?
— А то! — удивился Морок. — Иль ты — нет?
Вопрос поставил Олега в тупик. Ждет ли он драки? Или ему НЕ ХОЧЕТСЯ драться? Или ему просто ВСЕ РАВНО?
Мальчишка так и не решил для себя этот вопрос. И ничего не ответил, потому что стало некогда.
— Рысь! — заорал Гоймир, и секунду его ППШ работал один, грохоча в скалах на разные голоса, как обвал.
До противника оставалось сажен сто. На всем протяжении этих ста сажен вдоль дороги лежали в скалах горцы. Тропинка представляла собой классический огневой мешок…
Сняв одного из хангаров, Олег угодил гранатой из подствольника в лошадь — та упала на передние колени с развороченной грудью и иссеченной мордой, потом со страшным криком завалилась на бок. Короткую очередь — в грудь хангару, попытавшемуся залечь неподалеку — залег, но навсегда…
Хангары отхлынули с тропинки, пытаясь отстреливаться, но это было бессмысленно. Гоймир вцепился во врага, как клещ в собаку, а ровная местность по другую сторону тропы не давала шансов спастись.
Последние несколько хангаров просто побежали по тропе к ее началу. Данок и Гостимир выскочили следом и застрелили их в спины.
— Вот такие пузыри, — Йерикка встал, опуская пулемет дымящиеся стволом в землю. — До чего приятно снова почувствовать себя человеком…
…Коротким броском добравшись до гор, чета Гоймира полезла в них. Пошел дождь, с гор дул ветер, раскачивая и пригибая к земле кустики на осыпях.